ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА

36-37

Спина у меня в то время заболела,
не смог сам выбресть и подать, выслал на переезде с
Феодором юродивым*.

Он же деръзко х корете приступил и кроме царя письма
не дал никому. Сам у него, протяня руку ис кореты, доставал,
да в тесноте людъской не достал. Осердясь, велел
Феодора взять и со всем под Красное крыльце* посадить.
Потом, к обедне пришед, велел Федора к церкве привести,
и, взяв у него письмо, велел ево отпустить. Он же, покойник,
побывав у меня, сказал: "Царь-де тебя зовет", да и
меня в церковь потащил. Пришед пред царя, стал пред ним
юродством шаловать; так ево велел в Чюдов отвести.

Я пред царем стою, поклонясь, на него гляжу, ничего не
говорю. А царь, мне поклонясь, на меня стоя глядит, ничего
ж не говорит. Да так и разошлись.

С тех мест и дружбы только: он на меня за письмо кручинен
стал, а я осердился же за то, что Феодора моего под
начал послал. Да и комнатные на меня же: "Ты-де не слушаешь
царя", да и власти на меня же: "Ты-де нас оглашаешь
царю и в писме своем бранишь, и людей-де учиш
ко церквам к пению нашему не ходить". Да и опять стали
думать в ссылку меня послать.

Феодора сковали в Чюдове монастыре, * Божиею волею и
железа разсыпалися на ногах. Он же влез после хлебов
в жаркую печь, на голом гузне ползая на поду, крохи
подбирал. Чернцы же видев, бегше, архимариту сказали,
что ныне Павел-митрополит*; он же и царю известил.
Царь, пришед в монастырь, честно Феодора приказал отпустить:
где-де хочет, там и живет. Он ко мне и пришел.
Я ево отвел к дочери своей духовной, к бояроне к Федосье
Морозове, жить*.

Таже меня в ссылъку сослали на Мезень*. Надавали было
добрые люди кое-чево, все осталося тут, токмо з женою
и детьми повезли; а я по городом паки их, пестрообразных
зверей, обличал.

Привезли на Мезень и, полтара года держав, паки одново
к Москве поволокли*. Токмо два сына со мною съехали*,
а прочии на Мезене осталися вси.

И привезше к Москве, подержав, отвезли в Пафнутьев
монастырь. И туды присылка была, тож да тож говорят:
"Долго ли тебе мучить нас? Соединись с нами!" Я отрицаюся,
что от бесов, а оне лезут в глаза. Скаску им тут
написал* з большою укоризною и бранью и послал с посланником
их * Козьма, дьякон ярославской*, приежал с
подьячим патриарша двора. Козьма-та, не знаю, коего духа
человек: въяве уговаривает меня, а втай подкрепляет,
сице говоря: "Протопоп, не отступай ты старова-тово
благочестия! Велик ты будешь у Христа человек, как до конца
претерпишь! Не гляди ты на нас, что погибаем мы!" И я
ему говорил, чтоб он паки приступил ко Христу. И он говорит:
"Нельзя, Никон опутал меня!" Просто молыть, отрекся
пред Никоном Христа, так уже, бедной, не сможет встать.
Я, заплакав, благословил ево, горюна: больши тово нечево
мне делать; то ведает с ним Бог.

Таже, держав меня в Пафнутьеве на чепи десеть недель,
опять к Москве свезли томнова человека, посадя на
старую лошедь. Пристав созади * побивай да побивай.
Иное вверх ногами лошедь в грязи упадет, а я через голову.
И днем одным перемчали девяносто веръст, еле жив
дотащился до Москвы.

Наутро ввели меня в крестовую, и стязався власти со
мною много, потом ввели в соборную церковь. По "Херувимской",
в обедню, стригли и проклинали меня*, а я сопротиво
их, врагов Божиих, проклинал. После меня, в ту
же обедню, и дьякона Феодора стригли и проклинали*. Мятежно
сильно в обедню ту было!

И, подержав на патриархове дворе, вывели меня ночью
к спальному крыльцу; голова досмотрил и послал в
Тайнишные водяные ворота. Я чаял, в реку посадят
* аноот тайных дел шиш анътихристов стоит, Дементий
Башмаков*, дожидается меня; учал мне говорить: "Протопоп,
велел тебе государь сказать * не бось-де ты никово,
надейся наменя". И я ему поклонясь, а сам говорю:
"Челом, * реку, * бью на ево жалованье; какая он
надежда мне! Надежда моя Христос!"
Да и повели меня по мосту за реку.