СТАРАЯ ВЕРА. КРУГЛЫЙ СТОЛ в газете ЗАВТРА

        Александр Дугин: Я предлагаю разбить нашу беседу на три темы. Первая — это соотношение старообрядчества и национальной идеи; необходимо сразу подчеркнуть глубоко патриотический, мистико-патриотический характер старообрядчества. Вспомним раскол — ситуацию, во многом аналогичную нашим сегодняшним внешним реформам: также как сегодня, одни тогда были ориентированы прозападнически, реформаторски, следовали за веяниями иностранных влияний (сегодня практически доказано, что основные деятели справы и собора 1666-67 годов, Арсений Грек, Паисий Лигарид были агентами влияний Ватикана), а другие стояли на консервативных позициях, не приняли никоновских почти униатских по своей типологии новин (партия Аввакума). И вот тех, кто тогда, во второй половине XVII века, не приняли новаторства, их-то и принято называть старообрядцами. На мой взгляд, есть прямая связь между теми событиями и днем сегодняшним. Знакомая модель — патриоты против западников, консерваторы против прогрессистов.
        Вторая тема — это православие и эсхатология. Очень важно выяснить, как учение о конце света — основа всей христианской и особенно православной традиции — влияет на людей, на общество, на идеологию; как оно связано с социальными проблемами. Хотелось бы выяснить — правомочно ли наряду с концепцией “духовного антихриста” говорить о “социальном антихристе”?
        И третья, — возможно ли истинно русским людям, глубоко озабоченным судьбой своего Отечества, своего народа, найти какую-то форму объединения духовных, внутренних энергий для того, чтобы соборно и церквоно дать решительный, может быть, последний бой духовному и социальному антихристу.

        Андрей Езеров, член русской древлеправославной церкви Христовой, приемлющей белокринницкое священство: Будучи православным христианином, старообрядцем, я, естественно, считаю, что мы — истинно православные христиане, мы — наследники святой Руси, Нового Израиля. Но мы убеждены и в том, что все остальные люди, способные прийти ко Христу — тоже избранный народ. Но прежде всего, это относится к нашему русскому народу. Мне кажется, что многие русские люди хотят любить Христа, но они его не знают. А поскольку религиозная традиция староверов — наиболее адекватная для Руси, то этим людям, стремящимся ко Христу, самое место в Старой Вере.
        Святая Русь, Русь великих русских святых, преподобных Сергия, Макария, великих святителей митрополитов московских — она до сих пор существует, она проявляется в этом мире, в частности, через нас, старообрядцев. Великое значение старообрядчества заключается именно в том, что оно хранит не просто какие-то древние традиции, но — саму святую Русь. Старообрядчество свидетельствует о святой Руси, приводит к ней.

        Александр Матюшенко, член древлеправославной старо-поморской церкви феодосианского согласия: Анализируя проблему соотношения национальной идеи, староверия и ряда политических движений, наблюдаешь такую парадоксальную, на первый взгляд, вещь: во всех политических течениях, именующих себя национальными, начиная от правых и кончая левыми, сегодня наблюдается все меньше и меньше христианского. Многие национальные движения отказываются от самой идеи христианства. Доходит даже до того, что отдельные представители национал-патриотических движений пытаются внедрить в сознание наших людей, что христианство не носит для нас традиционный характер. В некоторых газетах, в литературе вводится понятие какого-то доникейского христианства, другие движения используют как якобы традиционные наши идеи какие-то ведические учения, третьи — заумные вещи типа мертвой воды и глобального предиктора” — то есть, происходит затуманивание сознания, уход от сущности проблемы роли христианства в нашей жизни.
        Поэтому мы должны совместными усилиями представителей культуры и людей, имеющих доступ к средствам массовой информации, более серьезно, более систематично подойти к вопросам раскрытия догматических идей староверия, и тогда в национал-патриотических движениях к проблеме становления единой национальной идеи будет обращено больше внимания.

        Андрей Езеров: Каждая нация, каждый народ имеет свое назначение в истории, определенное ему промыслом Божьим. Величайшее назначение русского народа — быть Новым Израилем, наследником веры. После падения Ветхого Израиля, Руси суждено было явить миру великое православное царство, ограду спасения земной Церкви. Сначала такой оградой была Византия, Второй Рим, а затем, после его падения, этой оградой стали границы великой Святой Руси.
        И что произошло в момент никоновой справы? Произошло размывание самого понятия Святой Руси, отступление русской государственности от своего назначения. Государство перестало существовать ради русского народа, перестало быть ему надежной оградой. Сначала в него запустили целые тучи западной нечисти, потом растлили наш народ, а потом оказалось, что ограды-то и нет никакой, одни развалины и бреши. Началось это еще в Смутное время, — тогда прямым тараном пробить ограду не удалось, а вот подкоп, великий раскол, удался. Через этот подкоп протащили и светскую культуру, с помощью которой десакрализовали русский народ. Это произошло уже при Алексее Михайловиче, его сын Петр I лишь более решительно продолжил начатое. От старого ничего не должно было остаться, и веры в том числе.
        И мне кажется, что если русский народ хочет соответствовать своему высшему назначению, быть народом-богоносцем, то без Старой Веры это попросту невозможно.

        Михаил Филин, атаман межрегионального казачьего братства: Мы сейчас живем в очень непростое время. Казалось бы, реставрируется много храмов, монастырей, но к горькому нашему сожалению порой в лоно церкви приходят не те люди, не те священники. Когда за столом во время поста сидишь рядом с митрополитом, и он во время поста пьет водку и закусывает салатом с мясом, то не совсем уважительно относишься к такому священнослужителю.
        Я на протяжении многих лет испытывал какую-то тягу к Старой Вере, меня тянуло, когда проезжал по улице Войтовича, в старообрядческий храм. И около года назад я попал в этот храм, с удовольствием отстоял службу, приобрел много интересной литературы, побеседовал с митрополитом Алимпием, и многое стало ясно для меня. Я увидел порядок, нормальное ведение службы, без всяких сокращений. Люди приходят туда не как в музей поглазеть на иконы, а молиться Господу нашему.        
        Каждого человека тянет к истине. Меня тоже тянуло к истине, и сейчас в воцерковлении нашем, русском, православном, я вижу возрождение нашей святой, старообрядческой православной Веры. И вижу я несправедливое отношение властей к этой Вере: на экран телевизора никогда не пускают старообрядческого священника; печать тоже ограничивает нас в тиражах. Очень трудно сейчас приходится старообрядцам довести до народа свою литературу, свои взгляды, объяснить людям о своей Вере.        

        Александр Проханов: Сегодняшняя русская светская культура, которая отпала от Христа в середине XIX века, а от старообрядческого креста отлучилась еще раньше, стоит перед проблемой: либо остаться на поверхности этого сатанинского мира и так исчезнуть, либо уйти в катакомбы, в глубокий затвор, сохранив свои святыни, ценности, свою непорочность и чистоту.
        По существу, перед нами сейчас стоит та самая драма отпадения от сатанинского древа, которая стояла, может быть, более остро, перед вашими предшественниками. Сегодня русские художники, писатели находятся в положении старообрядцев, не хотят присягать этому новому мнимому земному царю.
        Я хотел бы услышать, как вы ощущаете свое отпадение от магистрального движения церкви ортодоксальной, которая была встроена в официальную русскую историю, которая осталась на поверхности, превратилась в эмблему государственности после XVII века? Что вы скажете в адрес нас, грешных, которые сегодня переживают эту драму отсечения?

        Владимир Личутин: Надо решить главный вопрос: что такое староверчество? Миф это или реальность? По крайней мере, в государственных пределах, во власти существующей и существовавшей, уже давно, больше 200 лет решено, что староверчество — это миф. Староверчество заявляло о себе самосожжениями, бунтами, великими людьми, значительной промышленностью, учеными, художниками. Староверы говорили: Мы — верные сыны русского народа, — а власти заявляли: Это миф, этого нет. Проблема главная: как из мифа перейти в реальность?
        Помню, когда был первый славянский собор, там были все отцы церкви православной и никонианской, и я там выступал и сказал, что только тогда наступит истинный мир в церкви, когда вы признаете старообрядчество как истинную церковь, как светлоблистающую икону и образ, которому мы все должны поклониться, попросить прощение и признать его существование. Они все поежились — митрополиты, весь синклит, — никто не отреагировал на мое пафосное восклицание, но проблема осталась.
        Ничего не произойдет до тех пор, пока мы сами не решим внутри себя: или староверчество — это старинная икона, плывущая по реке, спушенная за ненадобностью, или это икона, как бы прикрепленная к дереву, явленная постоянно.
        И еще надо признать, что в результате многовекового страшного гонения на староверов, нынешняя церковь, нынешний корабль так далеко ушел от истинной веры, два этих судна стали такого разного масштаба, — что им уже практически нельзя соединиться и при этом остаться обоим на плаву.
        Почему новая церковь не может слиться со старой? Потому что новая церковь утеряла ощущение живой веры. Когда я изучал прежнее вероучение, меня поражала его сердечность, приземленность, — никониане называли эту веру верою животом, утробой. Оказывается, вся Русь верила сердечно. И Троицу понимали как троих сидящих — Исус Христос, Бог и Дух Святый, —они сидят за бранным столом и вкушают явства. Это живое представление народа: Исус Христос родился живым способом, он не выявился из ребра, он вкушал молочко, пил винцо, кушал хлебцы, и — вознесся. Он вознесся живым, и народ понимал: раз Исус Христос вознесся живым, значит, он там живой и существует на небеси. Все трое живых. И вот это живое понимание Христа помогало нации сплачиваться и понимать веру как свою естественную, сердечную необходимость: народ жил в вере, и вера жила в нем.
        А когда никониане перелопатили все православие во всеобрядовой стороне и сущности догматической, то Троица стала самым главным каверзным вопросом, объяснить который народу никонианская церковь отказалась. Потом они заявили так: это самый трудный и существенный вопрос, но объяснить его нельзя, и поэтому надо просто понимать Троицу как живую, единосущую и несекомую. То есть, вы верьте, что это есть так, а думать за вас будут богословы.
        Так и отобрали у народа самую сердцевину радостной веры, и вот отсюда, кстати, и пошел разлад — сначала духовный, а потом и физический, междуусобица.
        Сможет ли русский народ вернуться обратно в ту модель живого существования Христа? У народа до сих пор Христос сходит на землю и посещает людей; когда молятся иконе, прихожане говорят: Христос там сидит, он живой, он за нами наблюдает. А у догматиков православных этого нет, и ушедшие от народного понимания Христа, они очень далеко отделились от истины.

        Валерий Силичев, уставщик старообрядческой беспоповской церкви на Преображенском кладбище: Что бы мы ни говорили про Святую Русь, как бы за нее не ратовали, к середине XVII века в Церкви стала заметна как бы революционная ситуация, когда низы не хотели жить по-старому, а верхи не могли править по-старому. И раскол был прежде всего следствием внутреннего состояния народа и Церкви. Икона оказалась все же спущенной на воду, и возвращение обратно практически не возможно. И ни в советское время, ни сейчас мы не видим никакого прилива интереса к староверию. Меняются представления людей, нивелируется их взгляд на мир, на вещи, и мы сейчас подошли к такому времени, что нам с нашим мировоззрением скоро будет некуда идти.

        Александр Проханов: Так оказалось, что, отклонив от себя старообрядчество, Русская Церковь, а значит, и русский народ в гордыне своей победы и своего величия двинулись дальше историческим путем, отбросив старообрядчество как ненужный балласт. Полагали обойтись без него, считали, что масса русского народа, оставшаяся в ортодоксальной московской никонианской церкви, выдержит давление истории. Потом волею провидения так случилось, что удар понесла и эта полная гордыни победившая никонианская церковь. Сначала сильный удар при Петре и других светских прозападных царях. Потом удар при коммунистах, когда распинали, топили, жгли, расстреливали никонианских священников. С этой церковью поступили так же, как она сама поступила когда-то со старообрядчеством.
        Уже из-под длани никонианской церкви вышла светская культура. XIX век — это торжество гуманистической русской культуры, которая решила обойтись без Бога, без храма и без Церкви. Она, светская культура, двигалась весь XX век одна, полагая, что создает здесь земной рай, свою советскую цивилизацию со своим красным “богом”, красной мистерией. И вот теперь, в последние годы, со светской, нецерковной русской гуманистической культурой и интеллигенцией поступили так же, как в свое время поступили со старообрядчеством: ее отклонили, ее спихнули, ее сбросили.
        Все эти три русских национальных древа — исконная старообрядческая, более поздняя никонианская и светская гуманистическая культура, — оказались все в одном рву, в одном склепе. И, повторяю, сегодня русские интеллигенты, с которыми мы общаемся, которые объединены вокруг нашей газеты, находятся перед очень грозным выбором: либо пойти в услужение к антихристу, который воцарился на наших торжищах и в наших храмах, раствориться в этом сатанинском празднике, либо, отказавшись от благ, безопасности, привычного быта, знаков славы, уйти в катакомбы — вослед тем двум ипостасям русского духа и русского национального Я, с которыми это уже случилось.
        Сегодня не столь важно, являются ли русские патриоты православными людьми или красными, атеистическими, или тайно верующими, или нововерующими. Сегодня меня интересует проблема отпора, несогласия, стоицизма, проблема одиночества, жертвенности, скита, проблема, если угодно, самосожжения. И здесь невольно наши взоры обращаются к старообрядцам, которые совершили этот высокий национальный и религиозный подвиг, предпочтя пытку, костер, изгнание, лишение прав и священства — конформизму и служению антихристу.
        Поэтому появление сегодня за нашим круглым столом уважаемых старообрядцев является для нас очень символичным. Это может быть первое прикосновение друг к другу, которое говорит, что мы действительно в общей беде. И оказавшись рядом, мы можем каждый по-своему, каждый со своей колокольни влиять друг на друга, помогать и поддерживать друг друга в братских, христианских, русских объятиях..