ЖИТИЕ ПРОТОПОПА АВВАКУМА

30-31

И Еремей стал ему говорить:
"За грех, батюшко, наказует Бог! Напрасно
ты протопопа-тово кнутом-тем избил. Пора покаятца,
государь!" Он же рыкнул на него, яко зверь. И Еремей,
отклонясь к сосне, прижав руки, стоя, "Господи, помилуй!"
говорит. Пашков, ухватя у малова колешчатую пищаль,
* николи не лжет, * приложась на Еремея, спустил курок:
осеклася и не стрелила пищаль. Он же, поправя порох,
приложася, опять спустил, и паки осеклася. Он и в третьий
сотворил * так же не стрелила. И он и бросил на землю ея.
Малой, подняв, на сторону спустил пищаль * и выстрелила!
А дощеник единаче(44) на камени под водою лежит.
Потом Пашков сел на стул и шпагою подъперъся, задумался.
А сам плакать стал, и, плакав, говорил: "Согрешил,
окаянной, пролил неповинную кровь! Напрасно протопопа
бил, за то меня наказует Бог!" Чюдно! По Писанию, яко
косен Бог во гнев и скор па послушание*, * дощеник сам
покаяния ради с камени сплыл и стал носом против воды.
Потянули * и он взбежал на тихое место. Тогда Пашков,
сына своево призвав, промолыл ему: "Прости, барте, Еремей,
правду ты говоришь". Он же приступя и поклонился
отцу. А мне сказывал дощеника ево кормъщик, Григорей
Тельной, тут был.

Зри, не страдал ли Еремей ради меня, паче же ради
Христа. Внимай, паки на первое возвратимся. Поехали на
войну. Жаль мне стало Еремея! Стал Владыке докучать,
чтоб ево пощадил.

Ждали их, и не бывали на срок. А в те поры Пашков
меня к себе и на глаза не пускал. Во един от дней учредил
застенок и огонь росклал * хочет меня пытать. Я, сведав,
ко исходу души и молитвы проговорил, ведаю стряпанье
ево: после огня-тово мало у него живут. А сам жду по себя
и, сидя, жене плачющей и детям говорю: "Воля Господня
да будет! А щ е ж и в е м * Г о с п о д е в и ж и в е м,
а щ е у м и р а е м * Г о с п о д е в и у м и р а е м"*.
А се и бегут по меня два палача.

Чюдно! Еремей сам-друг дорошкою едет мимо избы моея, и их
вскликал и воротил.

Пашков же, оставя застенок, к сыну своему с кручины
яко пьяной пришел. Таже Еремей, со отцем своим поклоняся,
вся подробну росказал: как без остатку войско побили
у него, и как ево увел иноземец пустым местом, раненова
от мунгальских людей, и как по каменным горам в лесу
седм дней блудил, не ядше, * одну белку съел; и как моим
образом человек ему явилъся во сие, и благословил, и
путь указал, в которую сторону итти, он же, вскоча,
обрадовалъся и выбрел на путь. Егда отцу разсказывает, а я
в то время пришел поклонитися им. Пашков же, возвел очи свои
на меня, вздохня, говорит: "Так-то ты делаешь! Людей-тех
столько погубил!" А Еремей мне говорит: "Батюшко, поди,
государь, домой! Молчи для Христа!" Я и пошел.

Десеть лет он меня мучил или я ево, * не знаю, Бог
розберет.

Перемена ему пришла*, и мне грамота пришла*: велено
ехать на Русь. Он поехал, а меня не взял с собою, умышлял
во уме: чаял, меня без него и не вынесет Бог. А се и сам
я убоялся с ним плыть: на поезде говорил: "Здесь-де земля
не взяла, на дороге-де вода. у меня приберет". Среди моря
бы велел с судна пехнуть, а сказал бы, бытто сам ввалился;
того ради и сам я с ним не порадел.

Он в дощениках поплыл с людми и с ружьем, а я, месяц
спустя после ево, набрав старых, и раненых, и больных,
кои там негодны, человек з десяток, да я с семъею
* семнатцеть человек, в лотку седше, уповая на Христа и крест
поставя на носу, поехали, ничево не боясь. А во иную су
пору и боялись, человецы бо есмы, да где жо стало детца,
однако смерть! Бывало то и на Павла апостола, сам о
себе свидетельствует сице: "Внутрь убо страх, а вне убо
боязнь";* а в ыном месте: "Уже бо-де не надеяхомся и живи
быти, но Господь избавил мя есть и избавляет"*. Так то
и наша, бедность, аще не Господь помогал бы,
вмале(45) вселися бы во ад душа моя.

44 - по-прежнему
45 - чуть было не